– Не хочу смотреть, как ты пропадаешь, и переживать тоже больше не хочу. Поэтому я и подумала: надо возвращаться в мир, где все более-менее нормально и не так наверчено. Хотя не встреть я тебя здесь, у этого заброшенного дома, – может, ничего бы и не было. В школу бы я точно не вернулась. Так бы и путалась во всей этой чертовщине. Выходит, ты мой благодетель, Заводная Птица, – сказала Мэй. – Да и тебе от этого какой-то прок был, так ведь?

Я согласно кивнул головой. Давненько, однако, меня никто не хвалил.

– Пожми мне руку, – попросила Мэй.

Я пожал смуглую ладошку девчонки и еще раз отметил про себя, какая маленькая у нее рука. Почти детская.

– До свидания, Заводная Птица, – снова проговорила Мэй. – Почему же ты не поехал на Крит? Почему не сбежал отсюда?

– Но я же не ты. Не могу выбирать, на что делать ставку.

Мэй убрала руку и уперлась в меня взглядом, точно рассматривала какую-то диковину.

– До свидания, Заводная Птица! Увидимся когда-нибудь.

Дней через десять заброшенный дом полностью разобрали – на том месте теперь красовался голый пустырь. Дом исчез как по мановению волшебной палочки. От колодца тоже следа не осталось – засыпали, сровняли с землей. Свели под корень деревья и цветы в саду, статую птицы увезли куда-то – наверное, на свалку. Может, для нее это и лучше. Простую изгородь, отделявшую сад от дорожки, заменил глухой высокий деревянный забор, за которым ничего не было видно.

Как-то вечером в середине октября я пошел в муниципальный бассейн поплавать. В тот час там никого не было, я оказался единственным посетителем. В воде, как мираж, предо мной возникла странная картина. В бассейне, как всегда, приглушенно звучала музыка. Что-то из старых вещей Фрэнка Синатры – то ли «Мечта», то ли «Девчонка в голубом». Не вслушиваясь, я медленно, раз за разом, проплывал двадцатипятиметровку туда и обратно. Тогда и явилось это видение. Или, может быть, откровение на меня сошло.

Я вдруг обнаружил, что нахожусь в огромном колодце. Плаваю не в бассейне, а в колодце с тяжелой и теплой водой. Я совершенно один, плеск воды со всех сторон кажется каким-то необычным, не таким, как всегда. Я остановился и, спокойно покачиваясь на воде, не торопясь, огляделся, потом перевернулся на спину и посмотрел вверх. Вода держала на поверхности, не требуя от меня никаких усилий. Все тонуло в густом мраке, лишь наверху, прямо надо мной, рисовался четко очерченный круг неба. Но, как ни странно, страха не было. «Что ж, колодец как колодец, я тут плаваю. Само собой, ничего особенного». Скорее было удивление, которого прежде я не чувствовал. Мой колодец – один из множества существующих в мире, а я – один из множества живущих в этом мире людей, каждый из которых сам по себе, со своим собственным «я».

В круглом окошке неба ярко блестели звезды. Им не было числа: казалось, сама вселенная взорвалась и разлетелась на мельчайшие осколки. Звездное сияние пронизывало темноту, слоившуюся в царившем вокруг безмолвии. Сверху доносился шум ветра, гулявшего над колодцем. За его порывами слышался чей-то голос – он звал кого-то. Очень давно я где-то слышал этот голос. Я хотел крикнуть в ответ, но не услышал себя. Видимо, в мире, где я оказался, голос просто тонет в воздухе.

Колодец – ужасно глубокий. Пока я глядел вверх, верх и низ как-то незаметно поменялись в голове местами, и стало казаться, что я смотрю вниз через высоченную трубу, с самой ее верхушки. Несмотря на это, мне уже давно не было так спокойно и мирно. Раскинув в воде руки и ноги, я дышал глубоко и размеренно. Изнутри по телу разливалось тепло. Тело стало легким, словно что-то незаметно поддерживало его снизу. Это что-то окружало меня, удерживало на воде, охраняло.

Не знаю, сколько прошло времени, но незаметно наступил рассвет. Появившаяся по краям висевшего надо мной круга тусклая лиловая каемка стала менять оттенки и медленно расширяться, заставляя звезды блекнуть. Самые яркие из них еще какое-то время оставались на небе, но и они в конце концов потускнели и погасли. А я, лежа на спине в тяжелой воде, разглядывал показавшееся солнце. Оно не ослепляло – какая-то неведомая сила, словно надев на глаза темные очки, защищала их от беспощадных лучей.

Через несколько минут солнце уже висело над самым колодцем, и тут огромный огненный шар стал меняться – едва заметно, но совершенно отчетливо. За мгновение до этого произошло нечто удивительное – ось времени будто содрогнулась от мощного толчка. Затаив дыхание и напрягая зрение, я пытался понять, что происходит. Наконец, на краю солнечного диска, справа, возникла темная тень, напоминающая родимое пятно. Как солнце народившегося дня только что размывало ночной мрак, так и это пятнышко стало понемногу закрывать солнечный свет. «Затмение», – подумал я. Светило меркло прямо на глазах.

Но то было не настоящее затмение. Поглотив примерно половину солнечного диска, темное пятно внезапно перестало расти. Кроме того, пятно не имело четких очертаний, как бывает при обычных солнечных затмениях. То, что я видел, только походило на затмение. Такое слово на самом деле здесь не подходило, и я понятия не имел, как можно назвать это явление. Я прищурился и, как в тесте Роршаха, пробовал разгадать смысл, скрытый в форме появившегося пятна. У него же есть форма, но в форме заключено и нечто иное; в нем есть что-то и в то же время нет ничего. Я так погрузился в созерцание формы пятна, что уже не был уверен, существую ли я на самом деле. Сделав несколько глубоких вдохов и утихомирив лихорадочно бьющееся сердце, медленно пошевелил в тяжелой воде пальцами рук, чтобы снова убедиться, что существо в повисшем мраке – действительно я. Все в порядке. Это в самом деле я. Муниципальный бассейн – он же колодец; я наблюдаю затмение солнца, а может, вовсе и не затмение.

Я закрыл глаза, и откуда-то издалека донесся едва различимый звук. Такой слабый, что поначалу трудно было понять, не показалось ли. Будто неясные людские голоса за стеной. Постепенно звук становился отчетливее – так бывает, когда настраиваешь приемник на нужную волну. «Добрые вести приходят к нам очень тихо», – сказала бывшая Крита Кано. Я сосредоточился, напрягая слух, пытаясь разобрать слова. Нет, это не люди. Это конское ржание. Где во мраке, будто в сильном возбуждении, пронзительно ржали кони. Слышалось фырканье, стук копыт. Казалось, этим шумом и возбуждением они пытались передать мне какое-то срочное послание. Что они хотят сообщить? Непонятно. Откуда взялись лошади? Зачем они здесь? Что хотят сказать мне?

Ответов не было. Не разжимая век, я пытался представить, какие они – эти лошади. На картинке, возникшей в голове, они бились в агонии, лежа на соломе в каком-то амбаре, из их ртов клочьями летела белая пена. Они страшно от чего-то мучились.

Тут же вспомнилась история о лошадях, умирающих во время солнечного затмения. Затмение их убивает. Я прочел об этом в газете и рассказал Кумико. В тот вечер она вернулась домой поздно, и я выбросил приготовленный ужин. Убывающее солнце повергает лошадей в смятение и страх. Может быть, кто-то из них действительно сейчас умирает.

Когда я открыл глаза, солнце уже скрылось из виду. Вокруг не было ничего. Лишь над головой плавал аккуратно вырезанный кружок неба. Теперь колодец затопила тишина. Вязкая и неодолимая, она, казалось, впитала в себя, поглотила все вокруг. Стало трудно дышать. Я набрал в грудь побольше воздуха и почувствовал какой-то запах. Так пахнут цветы. Темнота была напоена чудесным ароматом множества цветов. Их эфемерный ускользающий запах напоминал обрывок прерванного против воли сна. Но в следующую минуту к этому благоуханию точно примешался сильный катализатор: запах стал резким и начал быстро усиливаться, наполняя легкие. Пыльца крошечными иголочками впивалась в горло, забивалась в нос, проникала внутрь.