В ванной я разделся, бросил одежду в стиральную машину. Распечатал новый кусок мыла и сантиметр за сантиметром оттер себя под горячим душем, вымыл голову. В ванной еще висела нейлоновая шапочка Кумико, лежали ее шампунь, ополаскиватель и щетка для волос, зубная щетка, нитка для чистки зубов. Все в доме выглядело так же, как до ее ухода. Изменилось только одно – не было самой Кумико.
Встав перед зеркалом, я принялся рассматривать свое заросшее черной щетиной лицо. Посомневавшись немного, решил подождать с бритьем, боясь порезаться. Отложим до завтрашнего дня. Встречаться ни с кем не надо. Почистив зубы и хорошенько прополоскав рот, я вышел из ванной. Открыл банку пива, достал из холодильника помидоры и латук, приготовил самый примитивный салат. От него аппетит стал постепенно пробуждаться, и я опять полез в холодильник – намазал картофельный салат на кусок хлеба, накрыл другим куском и тоже съел. За это время я только раз посмотрел на часы. Сколько же я просидел в колодце? На одну только мысль о времени голова отозвалась тупой болью. Нет, больше об этом думать не буду. О чем угодно, только не о времени.
Я пошел в туалет и долго-долго мочился, закрыв глаза. Никогда бы не подумал, что это может быть так долго; я правда чуть не отключился. Потом вытянулся на диване в гостиной и уставился в потолок. Странное состояние: тело болит от усталости, а голова ясная и сна – ни в одном глазу.
Тут мне пришло в голову проверить почтовый ящик. Вдруг что-нибудь прислали, пока я сидел в колодце. Поднявшись с дивана, я прошел в прихожую и действительно обнаружил в ящике письмо. Имени отправителя на конверте не было, но по тому, как написан адрес, я сразу понял: от Кумико. Ее особенный мелкий почерк. Иероглифы – один к одному: выписаны четко, как в прописях. Сколько времени нужно, чтобы так писать, но по-другому Кумико не умела. Первым делом я посмотрел на нечеткий, еле видный штемпель. Разобрать что-нибудь трудно, но один иероглиф – «така» – кое-как удалось разглядеть. Похоже на «Такамацу». Такамацу, что в префектуре Кагава? Вроде у Кумико знакомых там не было. Мы с ней в Такамацу не ездили, да и она ни разу не говорила, что бывала там. О Такамацу мы вообще никогда не говорили. Так что Такамацу, может, и ни при чем.
Как бы там ни было, я отправился с письмом на кухню, сел за стол и осторожно вскрыл конверт ножницами, стараясь не задеть листки почтовой бумаги внутри. У меня задрожали пальцы, и чтобы успокоиться, я залпом допил оставшееся пиво.
«Ты, наверное, удивился и испугался, когда я вдруг исчезла, не сказав тебе ни слова», – писала Кумико своими любимыми «монблановскими» чернилами. Бумага была самая обыкновенная – тонкие белые листы, что продаются повсюду.
«Я собиралась написать тебе раньше и как следует все объяснить, но пока ломала голову, как поточнее выразить свои чувства, как передать ситуацию, в которой я оказалась, время шло и шло. Я виновата, мне очень неудобно перед тобой.
Ты уже, наверное, догадываешься, что у меня другой мужчина. Я с ним спала почти три месяца. Мы познакомились по работе; ты его совсем не знаешь, да это и не так важно. Мы все равно с ним больше не увидимся. Между нами все кончено – для меня, по крайней мере. Может, тебя это как-то утешит.
Любила ли я его? Не знаю. Такой вопрос для этого случая не подходит. Вот спросили бы, любила ли я тебя, я сразу бы ответила: да, любила. Я в самом деле была очень счастлива, что вышла за тебя. И сейчас так думаю. Ты спросишь: зачем тогда я с ним связалась да еще из дома сбежала? Я сама много раз задавала себе этот вопрос. Зачем мне это надо было?
Объяснить этого я не могу. Мне никогда не хотелось завести любовника или закрутить с кем-нибудь роман. Поэтому когда мы познакомились, у меня и в мыслях ничего такого не было. Началось с того, что мы несколько раз встречались по делам. Нашли общий язык, изредка по телефону разговаривали на внеслужебные темы. И не больше. Он намного старше меня, женат, дети есть, да и как мужчина – ничего особенного. Поэтому мне и в голову не приходило, что между нами может быть что-то серьезное.
Не скажу, что мне не хотелось с тобой поквитаться. Ты ведь как-то переночевал у какой-то женщины, а у меня это не выходило из головы. Ты тогда сказал, что у тебя с ней ничего не было. Я хоть и поверила, но отмахнуться от этого: мол, раз не было, ну и ладно, – не смогла. Тут дело в настроении. Но я сошлась с этим человеком не для того, чтобы тебе отомстить. Помню, правда, я тогда сказала, что поступлю с тобой так же, но это была просто угроза. Я стала с ним спать только потому, что мне этого захотелось. Захотелось так, что я не могла ничего с собой поделать.
Через некоторое время мы встретились по какому-то делу, потом пошли пообедать, потом – немного выпить. Я совсем не пью, так что обошлась апельсиновым соком, без капли спиртного; оно тут совсем ни при чем. Мы просто сидели и разговаривали, но в какой-то миг случайно коснулись друг друга, и мне вдруг ужасно захотелось оказаться в его объятиях. При этом прикосновении я интуитивно почувствовала, что он хочет меня и, похоже, понимает, что я хочу его. Совершенно необъяснимо между нами проскочил мощный электрический разряд. Мне будто небо на голову упало. Щеки вдруг налились жаром, сердце колотилось в груди, живот налился тяжестью. Я с трудом удерживалась на стуле у стойки бара. «Что со мной? – думала я и поняла: – Да ведь мне хочется лечь с ним». Желание было таким сильным, что у меня перехватило дыхание. Без лишних церемоний мы отправились в ближайшую гостиницу и набросились друг на друга как голодные.
Тебе, должно быть, больно читать все эти подробности, но мне кажется, в конечном счете лучше написать обо всем честно. Так что потерпи и прочти это письмо, хоть это и тяжело.
То, чем мы занимались, нельзя назвать любовью. Просто мне хотелось, чтобы он обнимал меня, хотелось чувствовать его внутри себя. Ни разу в жизни я так, до боли в груди, не хотела мужчину. Раньше мне приходилось читать в книжках слова типа: «ее охватило нестерпимое желание», но до того дня я представить не могла, что это значит.
Почему вдруг во мне это вспыхнуло? И почему не с тобой, а с другим? Понятия не имею. Знаю только, что сопротивляться этому чувству было невозможно, да я и не пыталась. Пойми: тогда мне и в голову не пришло, что я тебе изменяю. Мы словно сошли с ума на той гостиничной кровати. Скажу совершенно откровенно: мне никогда не было так хорошо. Нет, не просто «хорошо». Мое тело извивалось в горячей грязи, а рассудок впитывал и впитывал в себя наслаждение, пока, наконец, не грянул взрыв. Это было настоящее чудо, одно из самых замечательных ощущений в моей жизни.
Как ты теперь знаешь, все время я это скрывала. А ты ничего не замечал, ни в чем меня не подозревал, даже когда я стала поздно приходить. Верил мне по-настоящему, думал, что я никогда тебе не изменю. Я тебя обманывала, однако виноватой себя не чувствовала. Звонила из номера в гостинице и говорила, что задерживаюсь на работе. Ложь громоздилась на ложь, но меня это совсем не задевало – казалось, так и должно быть. Сердцем я хотела быть с тобой. Душа звала домой. Там был мой мир. Но тело жадно требовало этого человека. Одна моя половина была здесь, с тобой, а другая – там, с ним. Ясно было, что рано или поздно все рухнет. Но тогда мне казалось, что такая жизнь никогда не кончится. Двойная жизнь… Здесь я тихо-мирно жила с тобой, там – у меня была дикая страсть к нему.
Пойми одну вещь: я совсем не хочу сказать, что ты уступаешь ему как мужчина, что тебе не хватает сексуальности или что мне надоел секс с тобой. Дело не в этом. Просто тогда я испытывала ненасытную сексуальную жажду и ничего не могла с собой поделать. Сопротивляться ей было невозможно. Понятия не имею, почему такое происходит. Так вышло, вот и все. Много раз, пока продолжалась наша с ним связь, я думала о сексе с тобой. С ним я сплю, а с тобой – нет. Это же нечестно. Но с тобой я совсем перестала что-либо чувствовать. Да ты, наверное, сам это заметил. Поэтому почти два месяца я под любым предлогом старалась избегать близости с тобой.